Дело происходило в не очень далекие времена развитого социализма. Это событие мне рассказал артист драматического театра одной Северо-Кавказской республики. От его лица я и веду рассказ. - Мы приехали в один горный колхоз для постановки спектакля очень яркой и смешной комедии. Как и положено, отыграли хорошо, одна из главных ролей была моей. После спектакля председатель колхоза решил всех нас отблагодарить за наш труд и, всю труппу человек двадцать, пригласил в свою столовую. Я с самого начала предчувствовал по его поведению, что ничего хорошего нам в этом колхозе ожидать не стоит. Еще до приезда сюда до нас доходили слухи, что председатель очень прижимистый и жадный человек. Своей отрицательно яркой харизматической внешностью он предположительно подтверждал наши сведения. Тонкие губы на жирном одутловатом лице, круглая, как барабан, голова. Небольшого роста, с бычьей шеей, но такой, что она от жира светилась так, словно ее отодрали, отшлифовали и затем покрыли прозрачным лаком. Глядя на него, когда он сидел освещенный под электрической лампой, можно было подумать, что это не от лампы струится свет, а от его лысины и шеи. Он пухлой пятерней, в которой зажимал большой носовой платок, больше похожем на посудное полотенце, вытирал пот со своей жирной шеи. В общем, тип был неприятный, скользкий, на собеседников он смотрел маленькими синими глазками, с ехидцей и высокомерием, можно было подумать, что он пуп земли. Но в районе он и был этим самым пупом. Мясо, молоко, зерно, сено, солома, в общем, все что крайне и жизненно необходимо сельскому жителю для существования было в его власти. При дефиците всего этого в магазинах, он был очень полезным и востребованным человеком. Но его движение навстречу происходило только в отношении нужных ему людей и тех, от кого зависела его жизнь и его судьба как руководителя. Это райком партии, райисполком, обком, прокурор, начальник отдела милиции, начальник КГБ района. Вот инстанции, которым он своевременно относил все, что для них бывало необходимо. Для остальных ни-ни… И вот мы едем в столовую колхоза, чувствуем, что председатель заранее дал команду обеспечить гостей едой. Сам он подъехал, пообедав у себя дома, о чем красноречиво говорил его лоснившийся затылок, сверкающая шея и маслянистые губы. Столовая находилась немного поодаль от центральной усадьбы и стояла как бы на отшибе, продуваемая горными ветрами. С одной стороны внизу на глубине ущелья курилась река, а на противоположной стороне стояли частные дома и коттеджи специалистов и рабочих колхоза. Село было небольшое и поэтому каких-то больших домов и даже двухэтажных строений в нем не имелось. На улице стояла жара, мы прошли в большую комнату, так называемый «зал столовой», где вытянулись накрытые белыми скатертями в одну линию столы и придвинутые к ним деревянные скамейки.
[AdSense-A]
На всей длине стола выстроилась шеренга граненых стаканов и пустых, и наполненных до верху сметаной, много-много порезаного белого хлеба в большой посудине, похожей на медный таз. И дополняла эту шальную картину батарея бутылок водки «московской» местного производства, причем на каждого приходилось по одной бутылке. Это и была вся еда. Наверное, остальное подадут позже, мелькнуло в голове и я сразу же вспомнил рассказы о жадности председателя. Но отбросил эту мысль,как несостоятельную. Мы же известные артисты в республике, с нами-то он будет щедрым, хлебосольным, мы такой спектакль ему устроили, столько его колхозников целых два часа смеялось, чуть ли не падая со стульев. Такая разрядка для всех! Это спектакль века! Таких спектаклей и таких артистов он в жизни не видел и не увидит... И так, председатель сел за тамаду во главе стола, стаканы наполнили прозрачным горячительным напитком. Он, сверкая жирной лысиной, произнес тост за дорогих, уважаемых и многоуважаемых гостей, после которого не выпить до дна считалось бы большим оскорблением хозяину. Мы все выпили стоя, закусили белым хлебушком и запили сметаной. Потом еще раз выпили,еще раз, а в кишках настоятельно стучалось призывное требование подбросить немного иной еды. Озираясь по сторонам,в надежде на что то новое, но не в силах совладать с голодом, все стали спешно налегать на сметану и хлеб. После пятого тоста, мне стало немного не по себе. И так с утра ничего не ели, а тут сразу по грамм четыреста на каждого и по несколько стаканов свежей кисло-жирной сметаны прямо с фермы. Видать, у председателя с молочными продуктами в колхозе произошло перепроизводство и он решил все это спустить на гостей. И гостей покормил и излишки списал. Это был экономный, рациональный подход чересчур рачительного хозяина. У него то все нормально, я же почувствовал, что у меня в животе что-то начало понемногу неприятно двигаться вправо, потом влево, а затем сильно задергалось, перекатилось и заурчало. И чем дальше, тем ощущение сильнее и нестерпимее... Я осторожно, придав своему лицу олимпийское спокойствие, попросил разрешения выйти на минуту. Вышел, стараясь держаться прямо, нервно осмотрелся и прошелся по двору. Обошел здание вокруг, но нигде не увидел того, что мне было крайне необходимо в данный момент. А живот все сильнее и сильнее начал раздуваться и урчать, грозясь опозорить мои седины. Выйдя за калитку двора столовой, на улице в тени тополей увидел идущего человека и, стараясь не выдать свое состояние, спросил: « Хьажахь, кхузахь хьожтаг1 юй цхьаннхьаа? (Послушай, здесь поблизости есть туалет?). Тот посмотрел на меня внимательно, смерил взглядом и участливо произнес: «Иди вот туда прямо, будет перекресток, повернешь направо, потом через два дома увидишь туалет». Обрадованный таким казалось скорым разрешением моего кризисного состояния, я прибавил шагу. Я шел и повернул на перекрестке, как было сказано вправо, но ни через два, ни через четыре дома никакого туалета не увидел. Озираясь и проклиная и этого прохожего, и колхоз с его председателем, я прибавил скорость движения, уже стал почти бежать. Ноги ватные. На лбу выступил пот. Вытирая платком со лба капли и дыша глубже, пытаюсь снять напряжение от подпирающего снизу мощного давления. Уже не иду, уже почти аллюром скачу, вприпрыжку, как конь, как ишак безродный. Смотрю по сторонам... Ни души... Никого. У всех калитки закрыты. «Может, к кому-то во двор вбежать...? Ох, нет! Завтра весь колхоз будет говорить, что известный артист зашел не в гости, а по острой нужде забежал. Это большой позор...!! Век не забудут! Будь ты проклят председатель!! - думаю на ходу - неужели ты не мог поставить на стол чего-нибудь из мяса? Хотя бы консервы принес. Или курицу какую-нибудь. Нет,вы только посмотрите, он делает экономию для колхоза. Поставил одну сметану кислую, да водки с хлебом из колхозной пекарни. Ах ты, гад конченый! Мотыга ржавая… Ууууу! Мои коллеги, наверное, тоже уже побежали кто куда, а куда им бежать, даже туалета не построила, сволочь, для колхозной столовой. Ух, мерзавец, хапуга безродный!!! » Ругаясь, я пытался разрядить, снизить давление изнутри, снять тем самым внутреннее физическое напряжение, отвлечь самого себя от своего же ужасного состояния. Тут вижу еще одного местного жителя. Подбегаю к нему, но мне уже не удается изобразить спокойствие на лице. Уже не до роли, не до игры. Я уже не актер, я мученик. Руки мои на животе, пальцы рук запустил за ремень и держу штаны. Держу, пытаясь не позволить преждевременно непроизвольного взрыва. Мышцы ниже пояса задней части бренного тела предельно напряжены. Стреляющая боль от живота пронзает до самого анального конца. Заикаясь, умоляющим голосом, спрашиваю: « Хьажахь, доттаг1! Хьожтаг1 мичахь ю, дукх ва-ххх-а-р-г!?... (Скажи,дружище, где т-у-аааа-лл-ет, да будут дни твои долгими!?...) Тот, поняв тяжелое положение гостя, быстро отвечает: «Пойди прямо, на углу свернешь влево и сразу, через метров пятьдесят увидишь то, что тебе надо... Желаю удачи». Он всё понял. Понятливые люди в этом колхозе. Бегу...
[AdSense-B]
Уже не стыжусь, каким пронзающим взором смотрит вслед мой очередной гид. Боковым зрением я увидел его ухмылку, когда только побежал. Держу обеими руками ремень на животе. Помогаю себе этим сдерживать нарастающий ураган внутри. Я задыхаюсь, мне не хватает воздуха. Если я не дойду до цели вовремя, это позор на меня и на весь коллектив. Партком драмтеатра, профком, да многие будут обсуждать неэтичное поведение на выезде, еще и аморалку могут впаять. А про сметану кислую, про отсутствие другой нормальной еды никто и не вспомнит. И этого председателя – идиота никто не осудит за мой позор. «У г-г-гад, как я тебя ненавижу!»- бормочу сквозь зубы. Добежал до угла, кручу влево, и… о боже, наконец, вдали вижу зеленую будку, она в глазах двоится, но она мое спасение, та самая будка, до которой уже рукой подать. Но это самые тяжелые, ответственные и важные метры и сантиметры. Преодолеть их сейчас подвиг, почти, как взятие Рейхстага. Дай бог дойти, если не дойду - доползти, если не доползу, дотянуться хотя бы до ручки...! А там успею. Успею обязательно! «Ну, потерпи ещё чуть-чуть…», подбадриваю себя. Дышу глубоко, глубже не бывает, так что в глазах темнеет. Раз-два. Раз-два!! Резкий вдох - глубокий медленный выдох. Пот градом катится с лица. Я весь мокрый. Глаза мои, наверное, вылезают из орбит. Но я почти у цели. «Еще немного, еще чуть –чуть», как из кинофильма в песне о безымянной высоте. Осталось чуть-чуть. Я прицелился. В оба глаза... Вижу деревянную ручку и щеколду. Я весь, как натянутая тетива. Ручка, рученька, вот... сейчас... Вот- вот, вот... она родненькая!! Я уже заранее проработал план последних действий, до сантиметра рассчитал траекторию завершающего движения своей правой руки. Левой буду держать живот, на ремне, я уже его застежку освободил, технично расстегнул на ходу, чтобы все происходило быстро и синхронно. И вот, наконец, миг настал... Я у заветной двери, правая рука летит к ручке дверцы, одновременно резко левой выворачиваю щеколду сверху. И в этот самый миг, в эту же секунду за моей спиной... раздался страшный треск, похожий на взрыв петарды, трууууу-к-р-р-р-ррапууу, как будто разорвало армейский брезент, натянутый на автомобиль… В унисон из меня вырвался протяжный, пронзительный стон У-у-у-уууу…!!!. Всё, конец фильма!!! Завершающий акт исторической драмы в горах Кавказа! Тело обмякло, голова уперлась в дверь, а руки повисли, как плети … Я приехал…! Всё кончено... Позор!!! Наступила минута тишины, успокоения и долгожданного облегчения. Все прошло... Только штаны мои стали тяжелее раза в три... Я посмотрел осторожно по сторонам. Никто не слышал меня? Вроде никого. Хоть в этом я оказался удачливым! Как мне повезло…! Я согбенный, с обреченным, трагическим лицом потянул дверь на себя, вошел, закрылся изнутри, снял с себя штаны, отвесил на гвоздик. Потом кальсоны, ( мне повезло, что я их ношу всегда и в мороз и жару), осторожно, брезгливо отвернувши нос от собственной вони, скрутил их с содержимым в узел и со злостью спустил в проем. Слава богу, что в будке оказалась бутылка воды, которую сердобольный человек поставил, предполагая, что когда-нибудь кто-то с такой ситуацией ворвется сюда. Наверное, он знал, что им буду именно я… Кое-как отмыл следы от тектонического взрыва. Устал чертовски. Осторожно открываю дверцу, смотрю, нет ли кого? Спокойно,никого не видно, я очень рад! Иду обратно и всю дорогу проклинаю: « Черт подрал бы тебя председатель. Скот ты и жмот! За твою жадность гореть тебе в аду на вечном огне!!… В столовой прошел к умывальнику и долго-долго мыл руки с мылом, «очищался» так сказать. Половина артистов отсутствовала, может быть, разбрелась по известной причине. А председатель исчез, исполнив священный долг "кавказского" гостеприимства. Так мы вернулись из этого колхоза и после этого я дал себе железобетонное мужское слово. В горные колхозы никогда не ездить и сметану с водкой вместе не пить ни за что!!
Бок Ри Абубакар
