Понт
Венгрия. Город Сегед. Во время моей службы в Советской армии у меня возникало много проблем с вайнахами. Был я элементарным писарем в отделе пропаганды и агитации. Любая проблема, связанная с вайнахом, приходила ко мне.
Так вот. Один ингуш по имени Хасан. Он на солдатской курилке нанес тяжелые увечья ведром с песком старшине какого-то взвода. Нерусскому, кстати. Хасан недавно призвался на службу. Небольшого роста. Полный.
Пострадавшего старшину поместили в госпиталь. Решался вопрос: куда перевести – в качестве наказания – нашего Хасана. Я с ним беседовал. До этого выяснил, что пострадавший являлся грозой не только солдат, но и офицеров... Такого здорового человека я не видел ни до, ни после.
Так вот. Хасан рассказывает мне. Сидит он в курилке. Никого не трогает. Курит гуцульские. А напротив сидит этот циклоп.
Посмотрел на него. Тот пристально смотрит в ответ. Машина для убийства. Хасан отвел глаза. Понял, что испугался того парня. Недолго думал. Потом решил, что не сможет простить себе эту трусость. Взял ведро с песком. И обронил на голову своему ненавистнику. В общем, никакой логики.
Но я добился, чтобы Хасана никуда не переводили.
Самое главное – с тех пор даже офицерский состав боялся «шутить» с нашим Хасаном.
Чифир
Курортный город Трускавец. Санаторий. Сосед за столом в столовой говорливый попался.
– Мне врач посоветовал пить на ночь чифир. У меня язва.
Я не стал ничего говорить, хотя немного шокирован. Думаю: «Хорошо, что не чистый спирт рекомендовал ему этот умный доктор».
Много слышал об этом чифире от бывших посидельцев. Готовится он так – целая пачка чая на стакан кипятка.
Дальше мой сосед рассказывает какие-то истории из своей жизни. Очередь дошла до службы в Советской Армии.
– У нас командиром роты был очень вредный старший лейтенант, – говорит он. – Через год ему дали звание капитан.
Мы закончили ужинать. Мой собеседник – имя которого Бахадыр и он из Азербайджана – берет со стола запечатанный в разовый стаканчик кефир.
– После 9 часов вечера надо его пить. Так доктор сказал.
Эксперименты
В нашем дворе почти все работники коммунальных служб – жители Средней Азии. Среди прочих есть у меня знакомый дворник из Узбекистана, который представляется странным именем Тимур. По-русски говорит свободно.
Сегодня с утра. Первый день весны.
– Салам, Тимур. Как дела? – мое дежурное приветствие.
– Салам! – сняв рабочую перчатку, протягивает он мне потную руку. – Нормально все. Блин, эти эксперименты надоели.
Ничего не понял. Но разговор же надо как-то поддержать.
– М-даа, – многозначительно говорю я.
– Что за люди? – возмущенно продолжает он. – Даже на тротуарах гадят. Посмотри вот здесь, – указывает рукой на продукты жизнедеятельности собак. – Везде собачье гавно.
– Ладно. Сволочи, конечно.
Иду дальше и думаю. Зачем? Зачем все умничают? Сразу так бы и сказал – «надоело дерьмо собачье». А не это умничание – эксперименты – экскременты.
Тут и так с головой проблемы.
Могём же!
Еду в маршрутке. По радио говорят. В нашей стране не все так плохо, как кажется на первый взгляд. К примеру, наш рубль упал по отношению к доллару в два раза. Но. Зато. Украинская гривна за это же время упала в четыре раза!
Раб
В начале второй чеченской войны какой-то ТВ-канал решил снять сюжет о русских рабах, которые находятся в Чечне. Заскакивают с камерами в дом Агаевых в селе Алхазурово. Там, по информации, находился долгое время русский мужчина в качестве раба. Спецназ. Маски. Дом пустой. Бегут в огород.
Там мужчина собирает в стоги сено. Привычное – «лицом в землю», дрожать и т.п. Спрашивают фамилию – тот называется. Фамилия совпадает с человеком, который должен содержаться, по информации, в рабах. Где хозяева? – спрашивают они. Мужик отвечает – я хозяин. Что вам нужно? Потом он показывает домовую книгу. Оказалось, что Агаевы, прежде чем покинуть свой дом, переписали его на того самого Егорова. В общем, телевизионщики ушли ни с чем. Сюжет не получился.
Далеко потом этот мужчина умер. Своей смертью, конечно. Агаевы похоронили его по всем православным законам. Купили костюм. Заплатили за отпевание и похороны в грозненской церкви. И даже за могилу и надгробный камень заплатили. Вот такой раб.
Прогресс
В девяностые годы земляки у меня часто спрашивали: «Никого не знаешь, кому «крыша» нужна?».
Сейчас они тоже спрашивают про строительство. Теперь – помимо крыши – они могут делать любые отделочные работы, кладку и т.п. Короче, прогресс налицо.
Продешевил
Начало девяностых. Москва. Выхожу из гостей. Меня провожает мой родственник, модник еще тот. Увидев мою безнадежную обувь, он предлагает подарить туфли. Я отказываюсь. Он настаивает. Я говорю: у меня к твоей обуви все равно нет сответствующей одежды. Он настаивает. Ладно, давай.
Открывает гардеробную. Там пар пятьдесят обуви разной. Выбирай – говорит. А я разве знаю, что выбрать...
Чтобы не обидеть – выбрал самую ближнюю пару туфель. Он говорит, что я не дурак, – эти туфли из страусиной кожи. Стоят 700 долларов. Я говорю – давай 350 долларов, это полцены, и на этом разойдемся.
Он предлагает: а давай дам 200 долларов и вон ту обувь. Она куплена за 400. Я согласился. По доброте души своей. Вот так. Многие пользуются моей скромностью.
Растем
Пора думать о чем-то более серьезном – начал писать роман. Призадумался: «роман» или «раман» – как правильнее? Неохота думать – решил написать «расказ».
Чечня
Это было во времена, когда чеченцы были самыми главными врагами россиян. Броская публикация в «Комсомольской правде» – ЧЕЧЕНСКАЯ СОБАКА ЗАГРЫЗЛА РЕБЕНКА В САРАТОВСКОЙ ОБЛАСТИ. Я помню, что даже слово «чечевица» вызывало у меня тревогу в то время, поскольку там было целых два «Ч» .
И что в этой статье было? Причем здесь Чечня? Оказывается, эта собака была со своим хозяином – военным – целых два месяца в Чечне. Вот и все.
Танги-чу Алхазуровский
