Дорога домой
Описание
Дорога домой.
(повесть)
Бой часов, раздававшийся из соседней комнаты, разбудил Седу. Она сладко потянулась в постели. По комнате гулял солнечный зайчик. Он прыгнул с потолка на пол, потом застыл у нее на лице, подкрался к глазам - Седа прикрыла их рукой, отвернулась к стене. Но убедившись, что воевать с ним бесполезно, встала и, подойдя к окну, погрозила пальцем брату-озорнику, который стоя под навесом, ловко манипулировал зеркальцем.
Увидев Седу в окне, Заур улыбнулся, довольный своей маленькой победой - все-таки заставил сестру подняться с постели!
«Детский сад! - подумала Седа. - Наверное, мы остаемся детьми, пока не покинем отчий дом. И это немудрено: ведь родители, пока мы под их крылышком, относятся к нам, как к детям».
По привычке, появившейся с некоторых пор, Седа подошла к двери, подтянувшись на цыпочках, посмотрела сквозь стекло - мама стряпала на кухне, тихо напевая свою грустную песню про синюю Сибирь («синей Сибирью» Румиса называла любую чужбину). Эта мелодия звучала в их доме всякий раз, когда кто-то из ее детей куда-то уезжал.
Седа вспомнила, что в последний раз мама пела эту песню, когда ее единственный сын Заур уходил в армию.
«Теперь я - причина маминой тоски», - подумала Седа.
Тяжело вздохнув, она отошла от двери и, увидев в углу комнаты дорожную сумку, которую с трудом заставила себя собрать накануне вечером, окончательно расстроилась.
Седа никогда не отлучалась из дома надолго. И причина этого заключалась в предчувствии, которое жило в ней с тех пор, как она себя помнит. Ей казалось, что она будет где-то далеко, и дома случится что-то страшное, а у нее не будет возможности узнать, что с ее родными.
Это чувство всю жизнь держало Седу возле дома, как на привязи. Даже если случалось отлучиться куда-то, она спешила поскорее вернуться обратно...
«Как я решилась уезжать именно сейчас, когда это предчувствие обрело реальные очертания? - размышляла Седа, перебирая письма и фотографии из своего архива. -Теперь уже ясно, что это будет не землетрясение, не наводнение, а война. Она уже дышит в затылок и надвигается как стихийное бедствие, и ничто не в силах остановить ее».
Хотя отец Седы Астемир каждый день с утра выезжал из дома, курсировал между противоборствующими сторонами, пытаясь примирить их, убедить в том, что, если вмешается третья сила, войны не избежать. Вот и сегодня, зная, что дочь уезжает, он, даже не успев с ней проститься, опять отлучился на какую-то встречу в надежде образумить чьи-то горячие головы.
В глубине души Астемир осознавал, что все это тщетно. С высоты своего жизненного опыта он понимал, что тот, кто почувствовал вкус власти, никогда добровольно ее не уступит, и также непреклонны те, кто задумал эту власть заполучить. Но все же не прекращал свои миротворческие усилия.
Седа вышла во двор. Заур мыл машину, закатав брюки до колен. Из окон машины лилась песня Стинга, брат посвистывал в такт мелодии, но увидев Седу, приглушил магнитофон и сказал:
- Поторапливайся, надо выехать пораньше, я должен успеть вернуться засветло, а то мама будет переживать, сама знаешь.
Самолеты из Грозного давно не летали, и поезда не ходили. В Москву можно было вылететь из соседней Ингушетии.
Седа ходила по двору, будто пытаясь впитать в себя все то, что зовется домом - и этот запах айвового варенья, и тихое журчание воды, льющейся из шланга, и эту песню Стинга, и звонкие голоса играющих на улице детей. Если бы все это можно было взять с собой, расставание не было бы столь грустным.
Она зашла в кабинет отца. Здесь огромные напольные часы монотонно отсчитывали время. Седа вспомнила, какими гигантами казались ей в детстве эти часы. Как боялась она их громкого боя, напоминавшего звон колокола.
Потом, когда стала постарше, напротив, полюбила этот звук. Седа очень расстраивалась, когда отец собирался в очередную командировку, и просила его обвести в календаре столько цифр, сколько дней он будет отсутствовать.
«Когда все стрелки сойдутся вот здесь, и раздастся двенадцать ударов, вычеркивай один кружочек. А когда все кружочки закончатся - я буду уже дома», - объяснял Астемир дочке, подведя ее к часам.
Седа вспомнила, какой радостью переполнялось ее сердце, когда часы отбивали бой, и можно было вычеркнуть очередной кружочек, приближая встречу с отцом.
Эти перечеркнутые крестиком дни - те дни, когда отца не было дома - казались ей вычеркнутыми из жизни...
Брат торопил Седу, а она нарочно оттягивала время, надеясь, что ей все-таки удастся проститься с отцом.
Как бывало в детстве, она поднялась на второй этаж, чтобы с балкона увидеть, не едет ли отец. Его машины на горизонте не было. Седа огляделась по сторонам. Соседка Фатима стирала в саду ковер, обильно разведя пену. Еще целая гора ковров, сложенных на асфальте, ожидала своей участи.
Соседи слева суетились во дворе, пытаясь закончить ремонт до наступления холодов. Среди разложенных на стульях вещей Седа увидела военный китель соседа, дяди Хаваса, весь увешанный орденами!
Седа знала, что дядя Хавас воевал и даже дошел до Берлина. Но он никогда, даже по праздникам, не надевал этот китель, и никто не знал, что у него столько боевых наград...
Люди готовились к зиме. Но никак - не к войне. Хотя каждый чувствовал, что она неизбежна. Возможно, поэтому они с такой любовью и вдохновением занимались тем, что связано с мирной жизнью.
Высоко над крышами домов пролетела стая журавлей, наполнив небо своим прощальным криком. Седе тоже захотелось так же закричать на прощанье, выплеснув всю свою грусть и отчаяние.
«Мне повезло больше, чем этим журавлям. Они улетают до следующей весны. А я вернусь очень скоро. Через месяц. Максимум через два. И сейчас я скажу об этом маме, и она перестанет наконец петь свою грустную песню!» - решила она.
- Выезжайте пораньше, чтобы Заур мог вернуться
дотемна. Сама знаешь, опасно, - сказала мама, спускаясь по
лестнице с шубой в руках.
Седа взглянула на мать и только теперь заметила, что в ее иссиня черных волосах появилась серебристая прядь. И вчера, Седа была почти уверена в этом, мать провела бессонную ночь. Ее покатые плечи еще больше опустились, голос стал сникшим.
«Родители не умирают своей смертью, - подумалось Седе. - Это мы постепенно убиваем их, то и дело причиняя им боль, заставляя переживать за себя и беспокоиться».
- Мама, убери эту шубу. Я ее не возьму. Я же обещала, что вернусь через месяц, до наступления зимы. Я сдам экзамены, наберу в архивах немного материала для диссертации и вернусь. Буду сидеть дома и писать. И тебе не придется каждый день с тревогой ждать меня с работы.
Мать тяжело вздохнула. Но все-таки сдалась. Отнесла шубу обратно в дом. Зато стала набивать Седины сумки всякой едой, банками с вареньем.
- Мама, я тебя умоляю, убери все это. Я не возьму ничего, кроме айвового варенья.
Мать опять сдалась. Настроение у нее понемногу поднималось, по мере того, как она убеждалась, что дочь, действительно, уезжает ненадолго.
В последний момент Седа подошла к календарю, висевшему под навесом, и обвела в кружочки ровно тридцать чисел.
- Вычеркивай каждый день по кружочку. Так легче будет ждать.
Мать грустно улыбнулась.
Видимо она, как и Седа, почувствовала легкую ностальгию по прошлому. Такому милому и беспечному, когда единственным поводом для переживаний были частые разлуки с отцом.
Седа зашла в свою комнату. Поцеловала портрет бабушки, висевший над столом. Затем выдвинула ящик и достала письма и записки Селима. Он писал их в разных местах - и в спортзале на подоконнике, и в машине, и просто прислонив листок к забору. Поэтому везде разный почерк - где-то аккуратный, где-то корявый или размашистый.
Седа положила коробку с письмами и фотографиями в свою сумку, от этого она заметно потяжелела. Потом, поразмыслив, вынула коробку обратно и положила ее на место. Услышав сигнал машины, направилась к двери. Уже дойдя до порога дома, снова вернулась в свою комнату и, достав коробку из письменного стола, взяла оттуда пачку с фотографиями.
На каждой из них. Селим был неотразимо красив. Особенно на тех, где снялся на фоне родных гор. Он как будто преображался от счастья, когда приезжал домой...
Когда Седа уже села в машину, Румиса сделала знак сыну, чтобы он подождал, заскочила в дом и вернулась со свертком.
- Что это? - удивилась Седа.
- Твоя шуба, - коротко ответила мать.
Седа промолчала в ответ, понимая, что возражать бесполезно. Тем более, что по своему небольшому жизненному опыту она знала: если в чем-то ослушаешься маму, то потом обязательно об этом пожалеешь.
Она вышла из машины, еще раз крепко обняла мать и умоляюще глядя ей в глаза, произнесла:
- Мама, пожалуйста, не будь такой грустной. Ты будешь стоять у меня перед глазами вот такая печальная,
пока я не увижу тебя снова. И еще. Обещай мне, если что- нибудь случится, вы все уедете отсюда, куда угодно, только
подальше. Приезжайте в Москву. Мы найдем, где разместиться. Самое главное - будем опять все вместе.
Мать утвердительно покачала головой. Седа знала -это больше для того, чтобы успокоить ее. И от этой мысли
ей стало так тревожно, что еще минута, и она выскочила бы из машины, послала бы все к чертям и осталась бы дома.
Как только свернули за угол, Седа попросила брата остановить машину.
- Что-то забыла? - спросил он.
- Нет. Я возьму такси. Пожалуйста, вернись обратно.
Мама будет переживать. Я позвоню, как только доберусь до аэропорта.
Брат был в замешательстве. Он не знал, как ему поступить: отпустить сестру одну и беспокоиться за нее или заставить переживать мать, пока он не вернется.
Седа своей настойчивостью помогла ему разрешить эти сомнения. И через несколько минут Заур доверил ее таксисту со словами: «Отвечаешь за нее головой!»
К счастью, таксист оказался неразговорчивым, не донимал Седу вопросами, куда она едет и зачем.
Седа молча смотрела в окно, любуясь городом, будто видит его впервые. Почему она раньше не замечала, что он так похорошел?
Говорят, люди тоже хорошеют перед смертью, становятся необычайно красивыми...
Седа проклинала себя за эту мысль, которая невольно пришла ей в голову. Будто именно это сравнение могло накликать беду на любимый город. Она мысленно просила у него прощения за это. И еще за то, что покидает его в тот момент, когда над ним нависла опасность. Ей показалось, что он как-то сиротливо смотрит ей вслед...
Город остался позади, и теперь они ехали по трассе мимо сел. Вот за этим райцентром ее родное Шалажи, сказочно красивое место, где она проводила все свои летние каникулы. Седа не была здесь уже много лет. С тех пор, как умерла бабушка Зайдат. Бабушка, которая была для нее не просто бабушкой.
В старину у чеченцев был обычай, когда каждый человек брал себе духовного стража, с которым он сверял все свои дела, поступки и мысли. Бабушка была для Седы таким духовным стражем.
Даже когда ее не стало, Седе казалось, что Зайдат незримо ведет ее по жизни. И чтобы она ни делала, всякий раз задумывалась: «А как бы на это посмотрела бабушка?»
Зайдат прожила нелегкую жизнь. В двадцать пять лет она осталась одна с четырьмя дочерьми на руках. А еще через несколько месяцев после того, как забрали мужа, у нее родился сын.
Зайдат сама поставила на ноги всех пятерых детей. Помочь ей было некому. Потому что забрали не только ее мужа, но и всех его братьев и даже престарелого отца. И все женщины рода Эльжуркаевых вынуждены были растить своих детей одни, не имея никакой опоры в этой тяжелой жизни.
Своих детей Зайдат с детства приучила к труду. Только это помогло им выжить.
Даже в престарелом возрасте бабушка не умела сидеть без дела. И Седа свои летние каникулы проводила у нее в том же ритме.
Когда все домашние дела были сделаны, приходилось возиться в огороде. Бабушка учила Седу поливать, полоть, прореживать.
- Плохие ростки убирай, а те, что получше, оставляй, - объясняла она внучке.
- А за что забрали дедушку? - между делом спрашивала Седа. - Он был кулаком?
- Нет. Тогда забирали всех мужчин, которые пользовались авторитетом в народе. Всех грамотных забирали.
«Народ прореживали, как редиску. Только выдергивали лучших. Прореживание наоборот», -размышляла Седа.
Были две вещи, которые категорически не признавала бабушка Зайдат - телевизор и семечки. Она считала их атрибутами бездельников. И была убеждена, что самые страшные люди на земле - это бездельники, что все беды происходят именно от них.
Седа пыталась убедить ее, что из телевизора можно узнать много полезного. И что семечки полезны тоже, это доказали ученые.
- Твои ученые такие же бездельники, как и ты, - говорила на это Зайдат. И спорить с ней было бесполезно.
Иногда дядя Дэнси, спасая Седу от бабушкиной трудотерапии, увозил ее в Рошни-чу верхом на лошади.
Это были самые счастливые моменты ее детства. Особенно, когда они переходили реку вскачь. Седа запрокидывала голову и, закрыв глаза, представляла, что лошадь вот-вот взмоет вместе с нею к облакам.
Дэнси поразительно был похож на своего отца, которого никогда в жизни не видел. Говорят, он тоже любил лошадей и занимался их разведением. Это и послужило формальным поводом для его ареста.
Прошло более сорока лет, как забрали дедушку. Но бабушка не переставала верить, что он вернется. У нее уже вошло в привычку вздрагивать при каждом стуке в дверь.
Были минуты отчаяния, когда она начинала верить, что его уже нет в живых. Седа и сейчас не могла вспомнить без слез, с какой завистью бабушка, стоя у низенького забора, провожала взглядами женщин, которые по пятницам шли на кладбище, на могилы своих мужей.
Зайдат поддерживала связь со всеми старушками, чьих мужей забрали в те же дни, что и дедушку.
Они обменивались информацией о том, кто, где и что слышал об их участи. Иногда эти слухи были похожи на мифы. Но все же бабушка верила им.
А много ли нужно для надежды?
Потеряв единственного сына, всегда бодрая и очень живая Зайдат как-то сникла, утратила всякий вкус к жизни.
Однажды она навестила всех своих дочерей, всех своих подруг по несчастью, вместе с которыми столько лет искала своего мужа. Вернулась домой, помолившись, легла спать.
А утром не проснулась...
Для Седы, как и для всех, это было потрясением.
«Это только чужие бабушки умирают, а моя должна жить вечно», - казалось ей всегда.
С тех пор, как не стало бабушки, в ее душу закрался страх, что и ее мама может так же не проснуться утром. По ночам Седа то и дело просыпалась, прислушивалась к дыханию матери. И, успокоившись, засыпала снова.
А рано утром, не найдя маму в постели, подходила к двери кухни, подтянувшись на цыпочках, заглядывала сквозь стекло и, увидев ее, вздыхала с облегчением...
Чуть выше по трассе - родовое село Седы - Иман-Юрт. Здесь, рядом с речкой - их дом, который построил отец, уверяя всех, что настанет время, когда он понадобится. Потом купил пекарню, считая, что она тоже когда-нибудь пригодится. Пекарня не работала. А дом пустовал с тех пор, как его построили.
С этим селом у Седы тоже было связано много приятных воспоминаний. Какая-то таинственная сила влекла ее сюда, на землю предков, так же, как и отца. И сейчас Седа подумала о том, что надо было побывать в селе перед отъездом, повидать своих родственников.
«Что же помешало мне это сделать?» - размышляла она. Но не смогла найти ответа на этот вопрос...