Кто знает, не лишены ли мы одного, двух, трех или нескольких чувств? © Мишель де Монтен

Central-Park-Pan3-flat

Темные скелеты деревьев, ветки которых еще не успели одеться в зеленую листву, стояли, нагнувшись над тропинкой, протянувшейся вдоль парка, разделяя его пополам.

Высокие стволы склонились над тропой, словно образовывая своеобразный коридор; идущему казалось, что по обеим сторонам стоят две шеренги стражников, охраняющих размеренное спокойствие и умиротворенность этого места. От основной тропинки поперек парка тянулись утоптанные дорожки; тем самым парк был разделен на ровные прямоугольники, устланные зеленым ковром травяного покрытия. На некоторых участках газона виднелись редкие плеши, которые образовались из-за частых дождей и затянувшейся зимы.

Вдоль тропинки, с интервалами в полтора десятка метров, стояли низкие скамейки со спинками, доски на которых были покрашены в темно-зеленый цвет. Некоторые из таких мест отдыха посетителей парка располагалось таким образом, что пара пушистых елей, возвышающихся по другую сторону дорожки, почти полностью закрывали отдыхающих от прямых лучей солнца.

На одной из таких скамеек сидела молодая девушка. Обыкновенная девушка: не высокая, но и не низкая, одетая в длинную светлую юбку и белый свитер; нечастые порывы ветра растрепали ее каштанового цвета длинные волосы по узким плечам; большую часть лица закрывали большие солнцезащитные очки. Подставив не загорелое после длительное зимы лицо под лучи солнца, она сидела, откинувшись на спинку скамейки, на которой в некоторых местах облезла краска; не делая абсолютно никаких движений, просто наслаждаясь погодой, солнцем, весенним легким ветерком, и, возможно, жизнью. Ее свежее, еще совсем юное лицо излучало чистоту и неиспорченность натуры. Каждая черточка на этом лице вопиюще кричала о бунте ее естества против испорченности мира, ненависти, желчи и несправедливости; о желании жить и радоваться жизни; любить и быть любимой. На ее губах играла едва заметная улыбка.

[AdSense-A]

Чистое безоблачное небо, зеленая трава газона, украшенная желтыми крапинками опавших листьев и редкими бусинками дождевой воды, осевшей на ней, пролетающие птицы, стройная девушка, сидящая на скамейке, в середине всего этого великолепия... Она дополняла весь этот замечательный весенний антураж; слилась с ним воедино, стала его продолжением. Не хватало всего лишь гениального художника, который в полной мере смог бы перенести эту красоту на шершавость холста.

Шорох сухих листьев под подошвами обуви неспешным шагом приближающегося человека, вывел ее из объятий нирваны. К ней приближался парень лет двадцати пяти. Может быть, чуть больше или меньше. Высокий, широкоплечий, но немного сутулый, очень приятной запоминающейся наружности, но с грустными глазами. Делая широкие шаги, глядя только под ноги, он, казалось, не замечал ничего. Чуткому глазу постороннего наблюдателя сразу же бросился бы в глаза разительный контраст в мировосприятиях девушки, сидящей на скамейке, и парня, который как раз поравнялся с ней.

Но в этот момент заметил ее. Заметил ее и замедлил шаг. Остановился. Пребывая в нерешительности, сделал пару шагов, а потом снова остановился. Бросил на нее скользкий взгляд, но тут же отвернулся. Он был похож на подростка, растерявшегося подростка, не знавшего, что ему сейчас делать.

Все это время девушка не обращала на него никакого внимания. По крайней мере, выглядело это именно так: с невозмутимым лицом она смотрела на воображаемую точку прямо перед собой.

— Можно присесть?

В отличие от него самого, его голос был спокойным. Теперь он стоял в трех шагах и разглядывал ее, словно пытался понять, почему он не видел ее раньше. Больше всего на свете ему хотелось подойти и познакомиться с ней во что бы ни стало.

От такого обычного вопроса девушка вздрогнула, словно парень своим голосом наэлектризовал воздух, и несильный электрический разряд прошел сквозь ее тело. Придя в себя, поправила свои большие очки и ответила:

— Не стоит спрашивать разрешения. Мне все равно уже уходить пора.

Сказав это, она отодвинулась на дальний край скамьи.

— Сегодня ветрено.... Не совсем хорошая погода, правда? — Не сказала бы. Я люблю весну и все, что с ней связано. — Мне больше лето нравится. Кстати, меня зовут Артур. — По закону жанра я должна назвать свое имя, да? — решила отшутиться девушка. Но весь ее вид говорил о том, что она сильно нервничает.

Артур улыбнулся, но улыбка быстро сошла с его губ. Он не мог понять, почему девушка чувствует себя так неуютно. И была ли причина в нем.

— Я не причиняю тебе неудобства своим присутствием? — спросил он. — Нет, но я уже говорила, что скоро мне надо будет идти домой. Моя сестра пошла покупать напитки, вот ее и жду. — Да, говорила. Но раз уж тебе нравится весна, почему бы не задержаться немного на свежем воздухе? И почему бы не назвать свое имя?

Девушка беззвучно рассмеялась. Смех ей был очень к лицу. На щеках появились ямочки. Если бы не ее внутренняя напряженность, которая так и сквозила в каждом ее движении, в каждом вдохе и выдохе, ее можно было бы назвать очень красивой.

— Можно. Меня зовут Бэлла. — Красивое имя. Знаешь, как переводится с итальянского? — Нет, а как? — «Красивая». Мне это имя давно нравится. — А может, мое имя вовсе не так переводится, а ты меня попросту пытаешься разыграть? — сказала она и сделала нарочито обиженное лицо. — Нет же. Я не обманываю. Кстати, я заметил одну закономерность: все девушки, которых назвали этим именем, вырастают в красавиц.

Бэлла вдруг отвела взгляд. Под темными стеклами очков еле заметно захлопали ее ресницы. Щеки тронул легкий розовый румянец. Возникла неприятная пауза в разговоре.

Артур уже успел пожалеть о, возможно, неудачной шутке. Он же хотел просто сделать комплимент, а девушка засмущалась. Или обиделась.

Артуру больше всего хотелось, чтобы она сняла очки, и увидеть, какого цвета у нее глаза.

Но она этого не делала. Бэлла оставалась за темнотой стекол очков, как за некоей защитной сферой, которую боялась убрать. Чтобы перевести разговор в другое русло, Артур решил сменить тему:

— Мне тоже когда-то нравилась весна. В большей степени из-за того, что с приходом весны заканчивалась зима. В детстве я любил ходить на речку, играть с друзьями, кататься на велосипеде. Впрочем, как и другие обычные дети. — Я люблю весну саму по себе. Ведь это же так здорово вдыхать букет весенних ароматов. Это — запах соцветий ранней черешни и абрикоса, запах весенних прохладных вечеров, запах весеннего ветра... — Не знал, что у ветра есть запах, — улыбаясь, подшутил над ней Артур. — Запах есть у всего. Нужно всего лишь его учуять. Даже у воды весной свой запах особенный. Весной все меняется. Начинается новый жизненный цикл в природе. Птицы вьют гнезда, появляются ростки растений, которые тянутся ввысь, к солнцу. Даже человеческая душа.... С ней происходит то, что не поддается объяснению; просится в полет; ей очень сильно хочется невесомости. Только не говори, что ты всего этого никогда не замечал.

— Честно сказать, особо не задумывался. Но обещаю, что теперь обязательно задумаюсь.

На сей раз — это не было шуткой.

— Задам вопрос, который меня мучает. — Ну, задавай.

Бэлла вжалась в спинку и посмотрела на Артура. Лицо ее выражало проявление интереса.

— Я очень часто тут бываю, но ни разу тебя не встречал. Вопрос: почему? — Это легко объяснить. Я редко бываю на людях. Да еще... Я не живу здесь, приехала к родственникам. Что-то внутри подсказало, что если он позволит ей бесследно исчезнуть, то он ее больше не увидит.

— Я знаю, что это звучит очень неуместно. Тем более, мы едва знакомы... Можно даже сказать, что вовсе не знакомы. В общем, дай мне, пожалуйста, свой номер телефона. Нет, не дашь ты мне его. Хотя бы скажи, где ты живешь или когда будешь в этих местах в следующий раз...

Выговорив эту тираду скороговоркой, он сам испугался. Испугался того, что наплел ей лишнее; что она сейчас обидится, встанет и уйдет. Но Бэлла ничего не сказала. Она неподвижно смотрела в сторону Артура. Подул ветер и снова растрепал ее волосы. Отвернулась. С десяток секунд не поворачивалась лицом к нему. Сунула руку в карман и достала носовой платок. Из под черных очков по щеке начало стекать что-то блестящее. Поднеся белоснежный платок к лицу, смахнула слезу. Она плакала.

В этот момент у нее в сумке зазвонил мобильный телефон. Металлический голос через динамик телефона произнес: «Мама» — тем самым, давая знать, от какого абонента исходит звонок.

Пока она говорила по телефону, Артур просто смотрел на нее, и мог бы это делать долго. Очень долго. Он никогда не видел такой девушки. Она вела себя как девочка, с которой впервые пытался познакомиться мальчик из соседнего класса. Но в то же время, ее робость меркла перед тем, как она говорила об обыкновенных вещах. О тех вещах, про которые он никогда не думал; никогда не знал, что можно наслаждаться одной прохладой ранней весенней погоды. Неожиданное знакомство с необычной девушкой, и короткое общение с ней заставило его посмотреть на эти вещи под другим углом. Казалось, что через черные стекла очков, она видела его насквозь, а он никак не мог подобрать определение ее натуры.

[AdSense-B]

Вдалеке показалась фигура приближающейся к ним девушки. Бэлла как раз закончила говорить по телефону, но в сторону своей сестры не посмотрела.

— Не надо, Артур, — она впервые назвала его по имени, — не надо. Я все равно здесь не буду больше гулять. Да и живу я далеко отсюда. Скоро сестра вернется. Она не очень любит, когда я разговариваю с чужими мне людьми.

— Но... — Я все сказала. Извини. — Хорошо, будь по-твоему.

Артур ничего не понимал, но зашагал прочь. Он хотел сказать очень многое в первую очередь самому себе, но в то же время не мог сказать совершенно ничего.

— Где ты пропадала? Мама звонила. Спрашивала, почему мы так задерживаемся. — А у тебя, я вижу, поклонник появился в мое отсутствие? Ну-ка, давай рассказывай, о чем вы ворковали. — Ни о чем. Пошли домой. — Почему у тебя такой голос? Он тебя обидел? — Нет же. Просто у меня настроение плохое. Пошли домой, пожалуйста. — Хорошо. Как знаешь. Пошли, — сказала сестра и протянула ей руку.

Бэлла достала из сумки раскладную трость, встала со скамьи и сделала две попытки, прежде чем поймала в воздухе протянутую ей руку. Ведомая за руку сестрой, и, тыкая палкой по все еще влажной от дождя земле, от чего на ней образовывались маленькие выемки, она пошла домой. А весенний ветер все ласкал ее почти красивое лицо и трепал длинные волосы.