Маленький детеныш норочки дрожал и жался к матери. C отчаянным страхом в глазах норка-Мать впилась когтями в железную клетку. Сердце норки рвалось на части. Она прижимала дочурку к себе, розовым влажным языком гладила ее искрящуюся в темноте шерстку. Норка глубоко вздыхала, и тогда из ее норочьей груди вырывался стон, похожий на писк. Норка-Дочь поднимала к матери миленькую мордашку с мокрым носиком и бусинками глаз, глядела на нее. Мать отводила тоскливый взгляд и вновь гладила языком длинное, тонкое, грациозное тельце дочери. "Ах, если бы не эта драгоценная шкурка, которой наградил нас Создатель! Если бы не эта шкурка..., - думала норка. Глаза её заволоклись туманом. - Ничего уже не изменишь, ничего". И норка с тоской посмотрела куда-то вдаль.
Она вспомнила, как привольно жилось ей на природе. Где в лесу, прыгая с ветки на ветку, щебетали птички. Сколько простора было там! Гуляй себе, сколько влезет. Вспомнила мать, с золотистой сверкающей шерсткой, с темно-коричневым пушистым хвостом. Боже мой, какой красивый был хвост у ее матушки!!! Сколько лет с тех пор прошло, сколько зим?
Тонкий писк дочурки вернул норку в в реальную,жестокую действительность. Детеныш тыкался мордочкой ей в живот. Разинув пастишко, он приложился к материнскому соску. Мать словно впервые разглядывала детёныша. Маленький пушистый комочек отливал золотом, каждая ворсинка на шкурке дрожала и искрилась. По спинке норочки проходила бурая полоска, плавно переходящая в хвост. Тоненькие ушки, мягкие шёлковые усики, на прикрытых веках вздрагивают тёмные реснички. О, Создатель, на все Твоя воля! От предчувствия большой беды шкурка на спине у норки вздыбилась, и по ней поползли мурашки. И сердце норки в который раз задрожало от страха.
Хруст ломаемых веток насторожил ее. Норка встрепенулась, навострила уши. Кто-то шёл к ферме. Это шаги двуногих, она их не спутает ни с чем. Следом раздался лязг замка, и в широких дверях фермы появилось двуногое существо. Норка, зубами схватив за загривок детёныша, заметалась по клетке. Вот он живодёр. Вот оно мерзкое двуногое существо, сколько страданий причинил он нашим собратьям, и теперь наш черед! Мать спрятала детёныша за спину и, выставив грудь, приготовилась к защите. Шорох и писк, доносившийся из других клеток, отвлекли ее. Норки в страхе кружились в клетках, когтями поднимая в воздух кучи соломы и остатки еды. Двуногое существо с желтым цветом кожи, с редкой растительностью на лице, с узкими щелками глаз остановилось в центре постройки. Вскоре к нему подошли еще двое. Они о чём-то переговаривались, а затем, закатав рукава, скалясь желтыми зубами, двинулись к клеткам. Норки, как юлы, закружились по вольеру. Норка - Мать, крепко прижимая к себе детеныша, не сводила глаз с двуногих. Скрип открывшейся соседней клетки лишили норку последних сил. На ватных, дрожащих лапах присела она на солому. Ей и её ребеночку выпало счастье прожить еще полчаса, а может двадцать минут, а может десять?.. Схватив за задние лапки, палач извлек из клетки ее соседку, голубую норку. Та не сопротивлялась, покорно смирившись, с ужасом в глазах застыла она в руках живодёра. Её ещё мокрый нос, с которого свисала зацепившаяся соломинка, касалась земли, сплошь залитой кровью. На глазах обезумевшего от страха норочьего племени, двуногий с размаху ударил голубую норку об пол, и она, пару раз дернувшись, безвольно затихла. Ее грациозное тельце, отливающее черненым серебром, не дышало, только маленькие лапки бились в судороге. Из приокрытой пасти торчали наружу острые белые зубы, казалось, что норочка смеется. Двуногий долго смотрел на несчастную, а затем расскатисто рассмеялся, обнажая желтые от никотина зубы. Затем, не выпуская из рук, подбросил голубую норку. Она вновь задышала, вобрав в легкие порцию воздуха, но в голове у бедняжки все ещё был туман. Волоча норку по полу, двуногий подошел к окровавленному столбу, где торчал закрученный крюк с кусками шерсти на конце и подвесил норку за лапки. В его руке блеснуло лезвие ножа. Рвущиеся в страхе мышцы ощутили, как холодная сталь проникает сквозь кожу.
От острой невыносимой боли голубая норочка вся выгнулась, а затем собралась в комочек. О великий Создатель, Творец всего живого на Земле, есть ли ещё в мире боль сильнее моей? Норка - Мать со страхом в глазах следила за казнью . И наполненное страхом сердце болело не за себя, а за маленькую дочурку. Она крепче прижалась к теплому комочку, в котором пока еще теплилась жизнь.
Дай, Всевышний, ей силы вынести эту страшную боль. Боль, когда с ещё живой норки, улыбаясь, двуногий снимает кожу. Тут норочка вновь заметалась по клетке, зубами вгрызаясь в стальную арматуру. Смотреть на то, что творят эти страшные двуногие существа, было свыше ее сил. Двуногий, вывернув чулком, снимает с голубой норочки шкуру. Несчастная, несколько раз дернувшись, безвольно замирает. Но она ещё жива , да жива, и этот живой клубочек мяса дергается, мышцы охвачены жестокой судорогой. Маленькое сердечко ломится сквозь прутики ребер. Не приведи, Господь, никому встретиться с ее угасающим взглядом. Сколько в нем муки и боли! Что было дальше, норка - Мать помнит плохо. Помнит только, как открылась клетка, как вырвали из лапок ее дочурку, как она когтями вцепилась в двуногого, как, изодрав в кровь пасть острыми зубами, пыталась прокусить стальную решетку, как тяжелый предмет раскроил ей череп, и кровь ручьем залила ей глаза. Потом она провалилась во мрак. Когда пришла в себя, перед взором все плыло, двуногие силуэты двоились. Норка - Мать, собрав последние силы, перевела взгляд на позорный столб. Седая норочка - мать, пятерых детенышей, истекая кровью, билась на крючке. Норка - Мать перевела взгляд на шевелящуюся груду белого мяса, вечерний ужин двуногих, но и там не увидела свою дочурку. Она ее узнала бы среди сотен тысяч других! Шорох под носом заставил оглянуться. Окровавленный, все ещё живой комочек, пытался доползти до матери, но не мог. Из разорванной пасти на солому стекала красная нитка слюны. Сделав последнее усилие, несчастная жертва уткнулась сухим носом в грязный пол. И только глаза, затянутые смертной пеленой, в которых все ещё осталась Вселенская боль, безотрывно смотрели на мать. Затем все померкло перед гаснувшим взором маленькой, золотой норочки.
