Она ушла… Долго не могли поверить, что она могла вот так просто взять и уйти…
Центральный роддом жил обычной жизнью. По коридорам шаркали тапочками отяжелевшие отечные женщины с огромными животами в одинаково коротких – испещренных черными оттисками казенных штампов (не дай Бог украдут или затеряют!) – рубашках, которые постоянно, даже если тебя водят туда-сюда на осмотр, надо было – на каждом этаже – переодевать… Все – на одно – без следов косметики (а вдруг это опасно для плода?) лицо и на одну же – без модного перманента, по той же причине, – абы как прическу…
Она выделялась ухоженностью любимой и умеющей быть любимой женщины. Короткие черные волосы, заправленные за изящные ушки, изогнутые «домиком» длинные бровки. Маленькая статуэтка среди беременных мастодонтов, как подумалось мне при первой встрече. Девочка-подросток? Оказалось – нет. Двадцать с коротеньким – словно ее вздернутый носик – хвостиком… - Ты на сохранение? Она презрительно сморщила носик: - Телиться… Потом, удивленно оглядевшись вокруг: - Бог мой! Какие же вы все здесь безобразные! Как только на вас мужья смотрят?! Соседки стыдливо натянули подолы коротких рубашонок на распухшие бедра. - А ты местная? - Мы вернулись… Месяца три назад уезжали с мужем в Челябинск. Но мне там все не по кайфу было. Вот рожу – уедем куда-нибудь… Наступило оживление. - А кого вы хотите? - А какая разница? - погладила себя по аккуратненькому животику. Опять смущение: - Конечно, все от Бога…
Слухи ползли сквозняком по насквозь пропахшим больничным духом коридорам. - Говорят, она выбирает приемных родителей получше… - А что домашние?.. Ребенок-то от мужа!.. - Ну… нагуляли они ребенка до брака. Потом – поженились, уехали куда-то… А теперь – вот заявились. - Они же могли родить его там, а потом – хай со всем этим – скостить как-нибудь сроки… Да придумали бы что-нибудь. Кто их там спрашивает… Ребенок ведь! - Ее что-то там не устроило. Они умнее поступили. Сказали, что у нее выкидыш на четвертом месяце… Вон домашние под окнами ходят – переживают за нее. - Да чтоб она сдохла! - Не сдохнет. У них с мужем все на мази. Она уже три раза покормила ребенка грудью. - ??? - Ну, вычитала где-то, что на этом ее долг выполнен.
Она ушла на рассвете. Роддом жил своей обычной жизнью. Всхлипывали во сне, натужно дыша в горячие подушки, будущие мамаши. Неуклюжие. Не очень умные. С набухшими венами на отечных ногах. Изредка покрикивали в родзале роженицы. Тяжело – вперевалочку – утиной походкой – ходили толпой смотреть на родившихся – с красными сморщенными личиками – страшненьких, но до умопомрачения любимых – младенцев.
Девочка была беленькая, аккуратненькая, с розовыми щечками… Ее целовали, обильно заливая ее тугие щечки слезами и молоком – каждая кормила ее – сиротку - раньше своего – устроенного… Девчонки-медсестры в кокетливых накрахмаленных шапочках считали своим долгом побаюкать ее разок-другой, сердобольно прижав к груди... И каждая из этой сотни с лишним женщин прокляла ту – красивую, любимую, дерзкую… Прокляла истово, как может проклясть только мать… Сегодня, завтра, когда-нибудь… но мать.
Почему-то никто даже не вспомнил ее мужа – отца девочки.
Лула Куни
