Твое лето прекраснее чем весна, а зима даже теплее, чем осень...ты прост в своих радостях, и крайне необычен в своем вечном горе.
Меня мало кто понимает, поэтому я любила всегда разговаривать с тобой. Я даже слышала, как зеленая мутная волна твоей Сунжи забирала к себе мои мысли и уносила их далеко-далеко…в какую-то синюю морскую вечность и отдавала их в объятия мудрого старца Каспия. Давно мы с тобой не говорили по душам, Грозный. Застроили тебя высотными зданиями, новыми парками, местами для отдыха и развлечений, поэтому я уже потеряла ту знакомую тропинку, по которой я спускалась к Сунже, к тебе, к городу на Сунже. В летний зной я любила прибегать к тебе, и опуская ноги в твою прохладную воду, я отдыхала…отдыхала мыслями, телом, душой. А там наверху, над мостом, кипела жизнь, рвали шоссе машины, и в мирской суете терялись людские тени. Нам было о чем с тобой говорить, Грозный! Я знаю, ты все помнил, ведь твоя память не так коротка, как людская, и я знаю, что ты не умеешь так быстро все прощать и забывать, как они, поэтому и приходила к тебе. Ты все помнишь, Грозный…помнишь тот далекий 1993 год, когда я безмятежно озиралась вокруг, восхищенная ночными огнями аэропорта имени Шейха Мансура. Помнишь, наверное, и ту мою наивную детскую молитву, которой я провожала каждую партию черных истребителей, рвавших на части наше небо: «О Аллах! Сделай так, чтобы они не бомбили Грозный!» Но они бомбили…не отмолила я тебя, прости…Тебя убили тогда, Грозный! И я знаю, что ты помнишь сегодня собственную смерть. Они жестоко убили тебя. Оторвали твою душу и выкинули. И нет ее теперь в тебе, нет ни в одном здании, ни в одном парке, ни в одном цветке и ни в одном камне! Ты живешь без души, не потому ли меня так на твоих улицах порой охватывает тоска? Где она твоя душа, вырванная из твоего нутра в кровавые 90-е? Она бродит в далеких седых горах вместе с пеплом твоих сожженных улиц и скверов, она бродит по миру вместе с людьми, которые нехотя покинули тебя и живут сегодня великой надеждой вернуться на твои широкие проспекты. Ты все помнишь, Грозный….это, наверное, страшно помнить собственную смерть, не правда ли, Грозный? Как можно жить, зная, что ты когда-то умер?
Но апрельский ветер прервал мои мысли, и в его легком дуновении я услышала ответ. Ты ответил мне Грозный, что ты умирал чаще, чем жил. Действительно, ведь ты умирал много раз. Разве не умер ты в 44-м году, когда с твоих платформ студебеккеры увозили в холодную неизвестность Казахстана ни в чем неповинных чеченцев и ингушей, в то время когда десятки тысяч твоих сынов и дочерей отчаянно сражались на фронтах Великой Отечественной войны. Ты тогда еще умер Грозный, когда чужие люди начали называть тебя своим, а твои настоящие дети умирали от холода и голода в чужих степях Средней Азии. Много было твоих смертей, много.
Потом 90-е…ты умирал вместе с каждым ребенком, который погибал под российскими пулями. Ты умирал каждый раз, когда я вздрагивала от очередного минометного обстрела…ты умирал вместе с нашими соседскими парнями, такими же красивыми и молодыми, как и ты, ты умирал каждый раз, когда твои волны уносили трупы грозненцев, когда ты поил грязной водой беспомощных стариков и детей…мне не перечислить всех твоих смертей сегодня…жизни моей будет мало для этого. Но сейчас ты жив. Но где же душа, Грозный? Когда мы ее вернем эту душу на твои начищенные до блеска улицы, по которым бродят восхищенные гости с российских городов? Почему мне подкатывает к горлу ком, когда они вежливо просят меня их сфотографировать? Я ведь всегда мечтала в детстве пробежаться по твоим улицам и с интересом слушала взрослых, которые вспоминали твои цветущие аллеи и бульвары. Аллеи-то зацвели, и бульвары утопают в зелени, а вот холодная тоска снова и снова цепляется за душу. Я тосковала по твоей душе, Грозный…и иногда находила эту душу, спускаясь к Сунже. Там меня никто не видел, там не было безразлично снующих людей и гремящей строительной техники. Там я могла выговориться с тобой, излить в твою холодную воду кипящую лаву моей внутренней борьбы со всеми внешними факторами. Я многому обязана тебе, Грозный…я научилась любить на твоих улицах, и не просто любить и не простых любить, а похожих на себя, тех, кто тоскует и сейчас по тебе, тех, кто очень сильно любит тебя, так же, как и я: трепетно и нежно. И ненавидеть тоже научилась я на твоих площадях. И не могу никак разучиться. Хотя может это и к лучшему, ведь любви без ненависти не будет, как не будет находки без потери и добра без зла. Любовь и ненависть они всегда идут рядом, бок о бок, как жизнь и смерть. И мои тоже также шагают сегодня по твоим зеленым тротуарам. Я найду свою уже забытую тропинку и снова спущусь к тебе, Грозный. Многое накопилось тебе рассказать, многое. Научи меня отпускать, Грозный, очень сильно прошу. Научи меня не цепляться за рвущиеся нити безнадежно растворившейся в небе мечты. Научи понять, что неизбежность – это тоже дар, который нужно уметь принимать с благодарностью. Научи меня не лгать, не лгать самой себе, людям, собственному сердцу, Богу. Я страшно боюсь лжи, она уже добралась до меня своими мерзкими клешнями, и я так боюсь стать ее пленницей. Я страшно боюсь лжи, боюсь даже больше чем бомбежек и сырых ночей, проведенных в подвалах. Как-нибудь вечером я снова прибегу к тебе Грозный, и умоюсь прохладной, зеленой водой родной Сунжи, может так я смогу смыть с себя всю фальшь и лицемерие, которое облипает меня отовсюду каждый день, каждый час и каждую минуту.
И еще, чуть не забыла…мне же поздравить тебя нужно. Слышала, что тебе звание города воинской славы дали. Даже праздновали…музыка везде играла. Меня спросили почему я не рада. Знаешь, даже еще и обвинили в том, что я тебя не люблю. Я просто промолчала. Не обижайся на меня, Грозный. Я просто не поняла чьей славы ты городом стал? Чьей славы? Славы тех, кто изгонял с твоей земли вайнахов? Славы русской авиации, в один миг, превратившей тебя в пепелище? Славы жестокого солдата, безразлично расстреливавшего на твоих улицах людей? Славы ребенка, подорвавшегося на мине? Славы старика, похоронившего сына? А может моей славы, которая на протяжение всего детства провожала по небу ракеты, летящие на тебя, и с осколками в руках открывала ворота непрошеным гостям, для проведения очередных зачисток? Мы не найдем с тобой ответа на этот вопрос, Грозный! А может и не надо? Давай просто вместе начнем искать твою заплутавшую, истерзанную душу и тогда, наверное, нам обоим станет как-то легче жить в нашем с тобой интересном мире.
Элора Эльжаева