Солнце уже садилось. Старуха сидела на верхней ступеньке трехступенчатого крыльца. В ее влажных глазах отражались гаснущие лучи алого солнца. У ног ее возилась курица, кормила цыплят, кудахча им что-то по-своему. Курицу старуха не замечала.
Кто-то пожелал ей доброго вечера. Она улыбнулась и ответила: — Доброй пусть будет жизнь твоя, Ази...
Это был Азим, сын ее соседей. Имя ему дала она. — Тьфу, тьфу, тьфу, чтоб не сглазить эту золотую голову, — сказал она, увидев, что Азим наголо побрил голову.
Он все время носил длинные волосы. Каждый раз, когда он проходил мимо ее дома, она стучала в окно и, дотронувшись до своих волос, вопросительно кивала головой и смеялась. А он, тоже смеясь, говорил ей что-то, о чем она могла догадываться только по движению его губ. Старуха качала в ответ головой и лишь повторяла про себя: «Живи долго, дорогой, живи долго!» — Баба, я пришел проститься с тобой, завтра я... — Как хорошо теперь, такая чистенькая голова у тебя... Подойди поближе, дай баба поцелует тебя в голову. — Завтра я ухожу в армию, баба. Поэтому я и побрил голову... ха-ха-ха... — Что?.. в арми... в армию?
* * * Резет увидела Азима впервые на ловзаре в Алхазур-Котаре. Туда, в дом Башлака, сына Вахи, привезли перед свадьбой невесту ее брата. Она же ездила подружкой невесты. Азим зашел в самый разгар ловзара и поздоровался со всеми. Высокий, стройный, с черными горящими глазами. В честь него поднялись и стар и млад. Заметив Резет, он подмигнул ей и широко улыбнулся, показав ряд крепких белых зубов. Можно было подумать, что он, Азим, знает ее уже давно.
[AdSense-A]
Резет была единственной сестрой одиннадцати братьев. Поэтому, наверно, и была она очень гордой девушкой. Лучшие парни аулов сватались к ней. Они приходили из Дишни-мохка, Шатоя, Варандов, Терийчу, Галгайчу.
Да, многих сватавшихся выслушивала Резет. Но ни к кому не лежало ее сердце до сих пор. На второй день Азим позвал ее к роднику. Когда она пришла, он стоял спокойный, держа левую руку на поясе, а правой играя плетью. Пояс и кинжал, покрытые серебром, сверкали на тонком стане его.
Когда она поздоровалась, Азим отвечал ей: — Пусть Аллах хранит честь твою! И пусть приход твой будет свободным, гостья издалека!
По Азиму видно было, что он человек беспокойный, весь как пламя. Его горящие глаза молниями обегали всю ее с ног до головы. — Если бы я каждый раз, бывая в гостях, давала повод приходить к себе свататься всем, кому не лень, то отца моего не звали бы Хасой, сыном Хаси, знай это, Азим, — сказала она, — я пришла, чтоб не уронить твое достоинство перед твоей односельчанкой, которую ты прислал ко мне. А живу я за речкой, если ты еще не знаешь этого.
Раздался тихий, еле слышный смех Азима. Он похлопал по голове своего коня и сказал ему: — Ну вот мы и нашли с тобой ту, которую искали, Черный Глаз.
Конь, жуя удила, начал часто бить копытом, разрывая дерн перед собой. В своем селе Азим больше не звал ее к роднику. А потом, в день свадьбы, когда невесту повезли в дом жениха, вечером снова был большой ловзар. И снова он пришел, как и в прошлый раз, и поздоровался со всеми. Высокий, стройный, с черными горящими глазами. Резет тогда впервые испугалась мужчины. Она поняла, что эти глаза навсегда зажгли ее сердце, и гореть ему отныне синим пламенем.
После ловзара гости разошлись. Он не уехал в ту ночь, остался ночевать у кого-то. А утром прислал к ней человека — он снова звал ее к роднику. — Я-то думала, что у тебя не меньше, чем у меня, братьев и отец, который моложе тебя выглядит. А ты, оказывается, единственный сын у матери. Прости меня, Азим, но у меня никогда и в мыслях не было выходить замуж за единственного сына, — сказала она. — Черный Глаз! Ты слышишь, что говорит эта девушка? Давай увезем ее без согласия? — обратился он к коню. — Опасайся, юноша, чтоб капля воды, вылившаяся из моего кувшина, не стала бы ценой твоей головы! — пригрозила Резет.
Азим улыбнулся, зубы сверкали ровным белым рядом. Легким движением руки он погладил усы.
Резет нарочно говорила с ним так сухо и решительно. Она чувствовала, что с каждым днем ее все сильнее тянет к нему. И это бесило ее. Ей хотелось покорить его, заставить сказать: «Не губи меня, Резет, выходи за меня», а потом отвернуться от него, как отворачивалась от многих других прежде. Она постоянно злилась на себя, постоянно рвалась нить ее мыслей. А в ушах непрерывно звучал его тихий, насмешливый голос, перед ней неотвязно маячили его черные горящие глаза. Она знала, что не пойдет за него так просто. Да и как ей пойти! Ей, которая отвергла лучших парней аулов! Что скажут люди, когда узнают, что она вышла за сироту, у которого нет ни отца, ни братьев!
День, когда он увез Резет, был мрачным. Моросил дождь. Черный Глаз поднял их на Бовла и через Хорсу и Сороту доставил в Алхазур-Котар.
На следующий день, услышав шум во дворе, Резет узнала голоса своих братьев. Тело ее охватил озноб. В груди все заледенело. Во главе со старшим, Изновром, в дом вошли трое из одиннадцати ее братьев. — Ты что, испугался, юноша?! — голос Изновра был надменно грозным. — Клянусь Аллахом, если б я нашел закрытой твою дверь или калитку, я сделал бы с тобой то, что ты заслужил, и забрал бы сестру домой! Но ты показал, что достоин любой невесты, будь она хоть дочерью падишаха. Пусть Аллах благословит вас! Живите в мире и согласии.
Два месяца... нет-нет! Было еще ровно три дня до конца второго месяца. Ночью во сне она видела, как Черный Глаз пал, сраженный молнией. А утром Азим ушел на войну. Когда вместе с толпой провожавших он отошел довольно далеко от дома, Азим вдруг оглянулся. Взгляды их встретились, ей показалось тогда, что она видела его глаза горящими все тем же пламенем, что и прежде.
Каждый день она подходила к Черному Глазу, привязанному поодаль от дома, и, обхватив руками колени, горько плакала около него. Понурив голову, беззвучно, как настоящий мужчина, плакал и конь. Свекровь уводила ее в дом. «Скотину хоть пожалей, не мучай ты коня», — говорила она.
Через семь месяцев они получили клочок бумаги, который извещал о смерти Азима. Но Азим не умер. Он не мог умереть. Как можно поверить, что Азим умер? Да что такое бумага, что она может сказать о человеке!
И тогда она поняла, что если женщина вроде нее, лишившись такого мужа, как Азим, выйдет за другого, то если и не весь, но полсвета разрушится непременно.
Недавно, пять-шесть лет назад, ее сосед Абраил, возвращаясь с курорта из Серноводска, привез с собой одного русского. Говорили, что он из Сибири. Он воевал с Азимом «Я рассказал ему про тебя, и он захотел повидаться с тобой», — сказал Абраил.
Оставив их беседовать в тени дерева, Резет пошла звать мужчин, чтоб они зарезали ее трехлетнего быка. Они собрались было уйти, но она остановила их: «Погоди, Абраил, не уходите, пусть этот человек переночует у нас... я для него быка зарезала».
[AdSense-B]
Они сидели до вечера, потом ушли. Он рассказывал, что взрывом снаряда Азиму оторвало ногу. Он лежал, быстрым тяжелым вздохом прерывая иногда дыхание, поглаживая усы, и что-то говорил по-чеченски. Потом, вторым взрывом ему полностью раздробило плечи. Когда война кончилась, и воины начали возвращаться домой, Резет начала откармливать бычков, чтобы зарезать к приходу Азима. Она держала бычка до трехлетнего возраста, потом продавала его и покупала двухлетнего. И так каждый год. Каждый год, пока Абраил не привел того русского.
Тогда Резет зарезала своего трехлетнего бычка для человека который последним видел Азима живым. После этого она уже не держала бычков, правда, куры... Да, куры... эх! Старуха поднялась и пошла. Задела ногой перевернутую миску. Взяла ее и вошла в дом. Включила свет. И тогда только вспомнила про кур. Пришлось снова выйти, чтоб загнать их в курятник.
Потом она заметила новую, светившуюся как осколок стекла луну. Тонкий, чистый, ровный, оставшийся навсегда недоступным далекий лунный свет холодной ночи, лунный свет, которому никогда не утаиться от вдовьего взора, тихо наполнял опускавшуюся ночь.
© Муса Бексултанов © Перевод с чеченского Л. Дадаловой