«Как прекрасна даль морская…»
Был у меня друг в юности далекой, звали его Зайнди. Работал врачом в местной районной поликлинике. Был он среднего роста, с редкими, светло-каштановыми волосами на голове, с правильными чертами лица, и веселым блеском озорных, карих глаз. Ходил мягким, вальяжно-неторопливым шагом, чуть заметная улыбка на лице и бесхитростный взгляд невольно вызывали к нему доверие и симпатию. При встрече с ним обычно вначале шла шутка или смешной рассказ из сельской жизни, а свет доброты и дружелюбия,обволакивал собеседника мощным потоком. Внешне немного смахивал на актера Мягкова из фильма Эльдара Рязанова «С легким паром», а мягкий, приятного тембра голос протягивал к нему окружающих. Очень он любил людей, но особенно красивых девушек. Танцы в клубе, вечерние встречи у кого-нибудь по поводу и без повода редко обходились без его участия. А я учился в сельхозинституте, в восьмидесяти километрах от дома, в другой Северокавказской республике, в городе, прижавшегося почти к подножию величественной горы Эльбрус. Но, тем не менее, когда я бывал дома, мы с ним могли изредка встречаться. Зайнди был неугомонный шутник, балагур, завсегдатай шумных компаний и встреч. Но самой большой его страстью и слабостью являлось то, что где бы он ни был -в сельском клубе или в ресторане, когда выезжал в город и если там, на сцене появлялся хоть один музыкант с инструментом и микрофоном, настойчиво просил, чтобы ему предоставили возможность спеть. А пел совсем неплохо, голос его чем-то напоминал голос Валерия Обозинского или Олега Анофриева. Тип или тональность голоса плавали где-то между мягким баритоном и тенором. Я тоже любил петь, но никогда нигде не проявлял на людях этой упоительной страсти, а пел сам себе, наедине. Мой голос больше звучал как баритон. Я стыдился, можно сказать, как мне тогда казалось, этого не совсем мужского занятия, тем более для публики. Хотя в душе я тоже оставался большим и неисправимым меломаном.
[AdSense-A]
...Обычно, на третьем курсе института студентов направляли в летний период на учебную практику, как правило, в хозяйства той республики, где институт находился. На самом деле никакого полезного для учебы знания там никто не приобретал. Во время уборочной страды студентов попросту использовали в качестве бесплатной рабочей силы. Кто собирал картошку, кто капусту, кто яблоки или томаты, что кому доставалось. Можно было сказать, крупно повезло, если кто-то попадал на мясо или водочный комбинаты, где можно было унести с собой кило мяса, колбасы или бутылку водки. Но таких вакансий бывало мало и редко. В общем, студенты, почти всё лето, как бесправный и незащищенный класс эксплуатировался по полной программе. И к занятиям приезжали уже одни доходяги, с темной обтянутой кожей на костях и пропахшие кто кислой капустой, а кто свинофермой. Этой участи можно было избегнуть, если студент представлял медицинскую справку из поликлиники о том, что серьезно болен и что ручной труд ему категорически противопоказан. И справка желательна была из местного учреждения, где находился вуз. Но так как многие уезжали за пределы, к себе домой, то, естественно, и диагностировались по месту возникновения болезни, поэтому придраться могли только чисто на словах. А к осени приносили справки с печатями и зам. декана, маленький, с взъерошенным "ёжиком" волос на голове, внешне очень напоминавший коммиссара Жюв из фильма "Фантомас", перед началом сессии во дворе института проводил поголовный разбор, кто и почему не отрабатывал практику по предписанному институтом учебному хозяйству. И громко зачитывал: «Так, студентка Пантелеева Ирина, страдает тяжелой формой прогрессирующей болезни. Диагноз: острое, хроническое воспаление верхних дыхательных путей. Ну, вот вторая наша красавица...! Вот она стоит, посмотрите на неё..., с ней еще интереснее, тут сразу воспаление и верхних и еще…гмм,даже,... нижних дыхательных путей… Странно, не правда ли?…» И смотрит из-под очков, прицелившись глазами где-то пониже её пупка, словно пытаясь удостовериться в правдивости диагноза. «А вот этот студент, вы только посмотрите на него? Тут атрофия, стеноз обоих желудочков сердца, незаращение Баталлова Протока, мерцательная аритмия. Ужас, какой-то! Что только не выдумают ваши доктора? Вообще, а как ты до сих пор жив то...А? Да, по этой справке ты давно должен лежать на кладбище...! А ты приехал и стоишь передо мной розово-желтенький, как двухмесячный подсвинок и улыбаешься. Но как дальше учиться-то будешь, ты ведь уже покойник…? А...?»- Задавая вопросы, он недовольно, мелко тряс головой, вонзаясь черными глазами-буравчиками в лица «тяжелобольных». Смех в толпе, все отворачиваются, не в силах выдержать этого "допроса" с пристрастием. Но всё же после этого разбора, не имевшего сколь нибудь серъёзных последствий для штрафников, мы все мирно расходились и приступали к занятиям. Одним из «тяжелобольных» со справкой, конечно, был и я. Благодаря моему другу в поликлинике. Друзья мы с ним были не сказать, что закадычные, но при встречах на различных пикниках на природе, либо на встречах в домах у местной интеллигенции, состоящей в основном из врачей и учителей, относились друг к другу с подчеркнутым уважением. Испытывали взаимную мужскую симпатию, при том, что возрастом он годков на шесть был старше меня. Приезжаю домой, сажусь за руль отцовского авто «Волга М21», у которой взлетающий олень на капоте, подъезжаю к поликлинике, где должен быть мой друг. На втором этаже читаю на двери "Главный врач", и под ней вижу фамилию друга. «Ба, так он уже здесь самый главный! Как вырос. Это хорошо!» Открываю, постучавшись, дверь. Он в белом халате, в белой шапочке, с фонендоскопом на плечах, сидит за столом. Вскочил, вскинул руки и радостно вскрикнув, выбежал навстречу и тепло обнял меня. Вижу по глазам и улыбке, что он очень обрадовался, знает, что наша встреча не закончится просто так, шапочным «Здрасьте». Объясняю ему свою проблему, так и так, мне нужна справка с круглой печатью и штампиком, что я очень болен и выздоровею, но не ранее трех месяцев. «Какой разговор, для друга, что только я не сделаю?!» отвечает он. Я смотрю в его светлые глаза, и, мотнув в сторону головой, говорю. «Ну что поехали?» Ему понятно без слов, куда и зачем. Это наш условный пароль. Он, улыбнувшись, медленно снимает с себя халат, шапочку, фонендоскоп кладет на стол и выходит со мной. Мы выезжаем из села. Маршрут известен. Путь как обычно, на федеральную трассу, в сторону, где курорт-санаторий «Серноводский». Дело в том, что в Республике, как и во всей стране, была большая проблема из проблем для пьющих - найти хорошее пиво. Водка есть, коньяк есть, вина разные есть, но от них никакого удовольствия, тем более в жару, летом. А пиво импортное, в бутылке стеклянной, холодное, оно пьется с удовольствием, но вся беда в том, что его днем с огнем не найдёшь. Большой дефицит. Но оно имеется в соседнем селе, где завмаг под полой держал и по блату выдавал, естественно, по своей, рыночной цене отличное темное чешское пиво «Будвар», «Дипломат», «Сенатор». Едем туда, заезжаем к завмагу, берем коробку на двадцать бутылок. Воблу, так называемую «Таранку»-берем тут же на улице у бабушек, кое-что из закуски добираем в магазине и еще на рынке. По пути обратно, на трассе Ростов Баку, сворачиваем у моста, к горной речке Асса, въезжаем в тень на берегу, раскидываем коврик, так называемый «Достархан». Стаканы, приборы, все есть. Солнцепек, а мы в тенечке под могучим, раскидистым дубом. Разложили всё, пьем, неторопливо наслаждаемся природой, журчанием волн, ныряем в бодрящую воду. Говорим обо всем, рассказываем смешные истории, анекдоты. И так поднимая бутылки одну за одной, мы опустошили полкоробки. После всего неторопливо движемся домой. Он начинает, видно, что тонус хороший, петь песни из своего репертуара. Я потихоньку за рулем подпеваю. Он громко, я тоже вслед громче. Вижу, он краем уха прислушивается к моему голосу, заметно в его глазах еле скрываемое удивление оттого, как раньше он не знал о моих вокальных способностях. Поем вместе. Он просит меня остановить машину, за окнами темнеет. Теперь уже во всю мощь звучат два голоса, только ещё одного для трио не хватает. Песни Валерия Ободзинского, «Есть только миг», Муслима Магомаева «Королева красоты», "Свадьба", "Благодарю тебя", "Чёртово колесо", Жана Татляна «Осенний свет» и так далее… Когда у обоих поднялся тонус выше предельного, переходим на итальянские мотивы. Они посложнее, но у нас и градус настроения на то повыше. «Скажите девушке подруге верной…» бессмертная песня.
[AdSense-B]
И под конец, конёк импровизированного концерта, самая главная, самая трепетная и проникновенная песня из солнечной Италии «Вернись в Сорренто»: «Как прекрасна даль морская, как влечет она сверкая, сердце, нежа и лаская Словно взор твой голубой Слышишь - в рощах апельсинных, Звуки трелей соловьиных, Вся в цветах, благоухая, Расцвела земля вокруг. Но ты едешь, дорогая, Даль зовет тебя иная, Неужели навсегда я Потерял тебя, мой друг?…» И завершение припевом: «Не оставляй меня, тебя я умоляю Вернись в Сорренто, любовь моя…» Мой друг был несказанно удивлен и доволен тем, что я устроил ему такой отдых, разделил с ним радость пения, солировал дуэтом. Что я оказался таким же, как он и сам, меломаном. Мы хорошо отдохнули в тот день. …И после этого, каждый раз, когда я приезжал домой, но уже без повода имитации "неизлечимой болезни", мы с ним по тому же маршруту по ходу движения закатывали эстрадный концерт с чешским пивом. Но перед тем, как мы садились в автомашину, он вглядывался мне в лицо своими озорными и веселыми глазами и говорил: « Я тебя умоляю, я тебя очень прошу, ради Бога, давай мы сегодня опять споем «Вернись в Сорренто... Споём? А...?" И радостно, как ребенок, заливался звонким смехом, когда я отвечал-"Да!" И соловьиный голос его восторженно и громко, трепетными руладами летел высоко над головой, над роскошными тополями по краям дороги, устремляясь в небеса и эхом возвращался обратно. …Промчались годы, прокатились по этой земле и по местам, где мы с другом встречались, ужасные войны, принесшие на эту священную землю море крови, смерть и страдания. Разметало по свету родных, друзей и знакомых, многие ушли в мир иной от беспощадных, беспорядочных бомбежек, случайного осколка, пули. Многие выжившие закончили путь земной от болезней и нервных перегрузок. Немереное количество воды утекло в реке Асса, на берегу которой мы отдыхали. Мы больше не виделись. И вот неожиданно в холодный, промозглый вечер, издалека по телефону, мне передали страшную и горестную весть… Мой друг подорвался на мине на окраине родного села, лишился ног, а спустя некоторое время умер от полученных ран. И поэтому, больше никогда мы не увидимся с моим другом и не споем с ним нашей любимой песни «Вернись в Сорренто»... Никогда не споем...
Бок Ри Абубакар
